Сообщения иностранцев о начале книгопечатания в Москве
В начале статьи речь шла о том, что современники — наши соотечественники — о начале московского книгопечатания не упоминают. Иное дело зарубежные свидетели. Московское государство во второй половине XVI века начинает играть все более важную роль в международных делах. В русскую столицу зачастили послы иностранных государств и Папского престола. Однако, сюда приезжали и люди, стремившиеся подзаработать, — ремесленники, специалисты по военному делу. Возвратившись домой, некоторые из них писали путевые заметки и воспоминания, рассказывая соотечественникам о далекой и загадочной стране. Книги эти всегда находили издателей. Подобные записки, получившие в историографии образное наименование «Сказаний иностранцев», библиографически учтены Федором Павловичем Аделунгом (1768-1843) и Сергеем Рудольфовичем Минцловым (1870-1933). В настоящее время для поиска и библиографических справок в этой области следует использовать аннотированный указатель «История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях» (М., 1976. Т. 1. XV-XVIII вв.), подготовленный авторским коллективом под руководством Петра Андреевича Зайончковского. Критический обзор «Сказаний иностранцев» был в свое время предпринят прославленным русским историком Василием Осиповичем Ключевским (1841-1911), работа которого неоднократно переиздавалась и до сих пор не потеряла своего значения17.
В некоторых из «Сказаний» есть сведения и о недавно возникшем в Московии книгопечатании. Сведения, сообщаемые путешественниками, не всегда справедливы, а порой и откровенно тенденциозны. В любом случае к ним следует подходить критически.
Первое из них (в хронологическом отношении) принадлежит Рафаэлю Барберини, итальянцу по происхождению, представителю знатной фамилии. Он много скитался по свету, получил гражданство Антверпена, исполнял обязанности посла английской королевы Елизаветы. В Москву, куда он приехал в 1565 году (на следующий год после выхода в свет Апостола Ивана Федорова и Петра Тимофеева Мстиславца), его привели торговые интересы. Итальянец сам побывал в типографии. В своих записках, имеющих форму письма, он пишет: «В прошлом году ввели они у себя печатание, которое вывезли из Константинополя, и я сам видел, с какой ловкостью уже печатались книги в Москве. Буквы их большей частью заимствованы из греческого алфавита. Затем они также ввели делание бумаги и даже делают, но все еще не могут ее употреблять, потому что не довели этого искусства до совершенства18.
Сообщение Рафаэля Барберини было известно историкам русской книги. Некоторые из них (А.И.Некрасов, П.Н.Берков) цитируют его. Однако никто из этих авторов странным образом не заметил исключительно ценные для нас свидетельства, которые мы находим в приложенной к его сочинению «Записке о вещах, которые надобно послать в Москву». В этом длинном списке, свидетельствующем об определенных коммерческих интересах Барберини, среди прочего упоминаются:
- «Четыре или пять пудов висмуту для типографщиков»;
- «Четыре или пять тюков (по десяти стоп) большой бумаги для печатания»19.
В определенную связь с нуждами московской типографии могут быть поставлены и следующие заказы, которые получил Барберини:
- «Тетрадь рисунков с листьями, арабесками и тому подобным»;
- «...верных оттисков с изображениями разных государей»;
- «пару готовален с красивыми гребнями и в оправе»20.
Вслед за «Запиской...» следует «Примечание о ценах на разные предметы в Москве», в котором, в частности, упоминаются всевозможные краски, чернильные орешки, а также «книжечка золотой бити, в 8 листков»21 — золотая фольга, которую использовали для тиснения на переплетах, а также для расцвечивания миниатюр и орнамента в рукописных книгах.
Р.Барберини делает заметки о вещах, которые необходимо приобрести лично для царя. Возможно, что и заказ на типографские материалы он получил во дворце.
Московская типография мимоходом упоминается в записках Генриха Штадена (1542-?), немецкого авантюриста, жившего в Москве с 1565-го по 1576 год и работавшего переводчиком, а затем служившего в опричнине. Упоминание это заинтересует нас, ибо в нем указывается, где в то время находился Печатный двор: «Затем идут другие ворота из Кремля в город (речь идет о Никольских воротах Кремля. — Е.Н.)... Ворота эти двойные. Во рву под стенами находились львы; их прислала великому князю английская королева. У этих же ворот стоял слон, прибывший из Аравии. Далее общий судный двор или Земский двор; за ним друкарня или Печатный двор. Далее была башня или цитадель, полная зелья»22.
Следующее известие относится к тому времени, когда московская типография Ивана Федорова уже прекратила свою деятельность. Принадлежит оно перу Антонио (Антонина) Поссевино (Antonius Possevinus, 1534-1611)23, папского нунция в Польше, побывавшего в Москве в феврале-марте 1582 года и встречавшегося здесь с царем Иваном Васильевичем Грозным. Он сохранил нам известие о типографии, перенесенной царем в Александровскую слободу, одно время служившую царской резиденцией: «Книги они (то есть московиты. — Е.Н.) все пишут сами и не печатают, за исключением того, что станку отдается кое-что только для нужд государства в городе, который называется Александровская Слобода»24.
В дальнейшем мы узнаем, что А.Поссевино впоследствии много хлопотал о создании в Польско-Литовском государстве или в Риме славянской типографии, которая бы выпускала книги, пропагандирующие католицизм.
В литературе нашей особенно часто цитировали свидетельство англичанина Джильса Флетчера (G.Fletcher, 1548-1611), человека образованного, доктора права, приехавшего в Москву уже после смерти Ивана Васильевича Грозного, в 1588-1589 годах, в качестве посла английской королевы Елизаветы. Вернувшись в Англию, Флетчер в 1591 году издал сочинение «О государстве русском», которое неоднократно издавалось как в английском оригинале, так и в переводе на русский язык. Флетчер пишет: «Будучи сами невеждами во всем, они (то есть московиты. — Е.Н.) стараются всеми средствами воспрепятствовать распространению просвещения, как бы опасаясь, чтобы не обнаружилось их собственное невежество и нечестие. По этой причине они уверили царей, что всякий успех в образовании может произвести переворот в государстве и, следовательно, может быть опасным для их власти. В этом случае они правы, потому что человеку разумному и мыслящему, еще более возвышенному познаниями и свободным воспитанием, в высшей степени трудно переносить принудительный образ правления. Несколько лет тому назад, еще при покойном царе, привезли из Польши в Москву типографский станок, и здесь была основана типография с позволения самого царя. Но вскоре дом ночью подожгли, и станок с литерами совершенно сгорел, о чем, как полагают, постаралось духовенство»25.
Некоторые пассажи из приведенного нами свидетельства Джильса Флетчера и сегодня кажутся актуальными. Россия издавна славилась неприятием новых идей, пришедших с Запада. Первая публикация книги Флетчера, осуществленная в 1848 году в «Чтениях в Обществе истории и древностей Российских», была конфискована, а сам журнал закрыт. Новое издание стало возможным лишь в 1905 году. Что же касается сообщения о начале книгопечатания в Москве, то оно было написано через лет тридцать пять после этого события. Флетчер пользовался информацией, полученной из третьих рук. Поэтому к его свидельству нужно относиться критически. Сообщение Флетчера породило в русской историографии чрезвычайно стойкую легенду о поджоге типографии Ивана Федорова. Лишь в ХХ столетии легенда эта была развенчана трудами А.С.Зерновой, П.Н.Беркова и других исследователей.
Еще больше отдалено от интересующего нас события сообщение Жака Маржерета (Jacques Margeret, около 1550-го или 1560-го — не ранее 1618-го), французского офицера, служившго в 1600-1609 годах в личной гвардии царя Бориса Федоровича Годунова, а затем и самозванца Дмитрия Ивановича. В сочинении «Состояние Российской державы и Великого княжества Московского», которое увидело свет в Париже в 1606 году и было переиздано в 1669 году, он, в частности, пишет: «Русские буквы большей частью суть греческие; книги почти все рукописные, кроме немногих экземпляров Ветхого и Нового Завета, привезенных из Польши; ибо не более 10 или 12 лет, как россияне узнали искусство книгопечатания, да и теперь еще рукописные книги более уважают, нежели печатные»26.
Как мы уже говорили, первое издание книги Жака Маржерета вышло в свет в 1606 году. Получается, следовательно, что он относит начало книгопечатания в Москве не более не менее как к 1594-1596 годам. К этому времени москвитяне печатали книги уже больше 40 лет.
К «сказаниям иностранцев» в определенной степени примыкают свидетельства зарубежных авторов, в Московском государстве не бывавших, но писавших о нем. В связи с этим упомянем сочинение француза Андре Теве «Московская космография», изданное в 1571 году. Здесь мы, в частности, читаем: «Что касается до книгопечатания, то оно вошло у московитов в употребление только с 1560 года, когда его открыл один русский купец, закупивший шрифты, при помощи которых они потом опубликовали очень красивые книги... Так как они очень подозрительны и создают трудности там, где их нисколько не видно, по примеру греческих сектантов, некоторые из них путем тонкого коварства и подставных лиц нашли способ сжечь их шрифты, так как они боялись, не принесет ли печатное слово какую-либо перемену или затмение в их образ жизни и религии»27.
Московское государство вовсе не было отгорожено от Европы некоторым подобием «железного занавеса», как это нередко утверждается. Иностранные послы, торговые люди, ремесленники были частыми гостями в Москве. Возвращаясь на родину, они нередко захватывали с собой в качестве сувениров книги. Чаще всего это были малообъемные и малоформатные «Азбуки», которые благодаря этому и сохранились до наших дней, ибо в Москве их зачитывали до дыр и выбрасывали. Мы узнаем впоследствии, что «Азбуки», напечатанные Иваном Федоровым в 1574 и 1578 годах, сохранились только в зарубежных книгохранилищах. У нас их нет.
Но бывало, что любопытствующий иностранец захватывал с собой и объемное издание. Чаще всего это была Библия, которая должна была доказать сомневающимся, что московиты такие же христиане, как немцы, французы или англичане.
«Острожская Библия», напечатанная Иваном Федоровым в 1581 году, вскоре после выхода ее в свет была подарена Папе Римскому Григорию XIII и английскому послу Джерому Горсею. Уже в 1589 году это издание было в личной библиотеке английского знатока восточных языков архиепископа Ланселота Эндрюса (Lancelot Andrewes, 1555-1626). А в 1605 году другой экземпляр этого издания был зарегистрирован в каталоге известной Бодлеянской библиотеки в Оксфорде28. Указана она как «Biblia Moskovitica. Ostrohiae»; ее шифр В.1817. Это первый известный нам случай упоминания издания Ивана Федорова на страницах печатного каталога. Впоследствии таких упоминаний будет много, и мы в свое время расскажем о каждом из них.
А затем настала очередь упоминаний о первопечатных московских книгах на страницах немногочисленных еще трудов о быте, нравах и религии московитов.
Книги, напечатанные Иваном Федоровым, активно использовались в богослужебной практике. Они лежали в церквах и монастырях, и никто их особо не отличал от более ранних рукописных книг и более поздних печатных изданий. Перелистывая страницы, священнослужители слюнявили пальцы. А если было темно, зажигали свечи, и растаявший воск капал на покрытые буквенным узором листы. Таких следов в богослужебных книгах немало.
Прошло много времени, прежде чем первые московские печатные книги стали собирать, а затем и изучать. Вскоре заинтересовались и истоками русского книгопечатания. Упоминания об этом появились сначала в книгах, изданных за рубежом.
Прежде всего назовем богословскую диссертацию молодого ревельского пастора Иоганна Швабе (Johann Schwabe, 1644-1699), читанную в 1665 году в теологическом собрании Иенского университета и тогда же изданную. Об авторе этой диссертации мы подробнее расскажем позднее, когда будем знакомиться с острожской «Азбукой» 1578 года, которую Швабе впервые упомянул. Пока же скажем, что диссертация называлась «Цvрковь московскiи»29. Эти слова были воспроизведены на титульном листе книги клишированным кирилловским шрифтом. В диссертации, которая переиздавалась в 1675-м и 1710 годах30, шла речь и об острожском Новом Завете с Псалтырью, изданном Иваном Федоровым в 1580 году.
Короткое известие о начале книгопечатания в России можно найти и в записках анонимного английского автора, изданных в 1679 году в Париже Антуаном де Баром. Датой основания первой московской типографии здесь указан 1560 год31.
Ни Швабе, ни анонимный английский автор не указывают имени нашего первопечатника. Мы впервые (после Симона Будного) встречаем это имя в труде шведского литератора и проповедника Николауса Бергиуса (Nicolaus Bergius, 1658-1706). Он был генерал-супериндентантом и возглавлял лютеранское духовенство Лифляндии. Он мечтал обратить в лютеранство жителей России. Нередко утверждают, что с этой целью Бергиус основал в Стокгольме русскую типографию и напечатал в ней кирилловским шрифтом переведенный на русский язык Катехизис Мартина Лютера32. Это очевидная ошибка, ибо Катехизис на церковно-славянском языке был издан в Стокгольме еще в 1628 году, задолго до рождения Бергиуса. Так или иначе, но этот человек интересовался историей России и в 1704 году выпустил книгу «Опыт о гражданском состоянии и религии московитов». В этой книге мы и находим известие о начале московского книгопечатания с упоминанием имени нашего первотипографа, правда, в искаженном виде — Iwan Hodersson33.
Совершенно правильную транскрипцию имени Ивана Федорова — Joannus Theodore filius («Иван сын Федора») — мы находим в труде французского историка и библиографа Жака Лелонга (Jacques Le Long, 1665-1721). Ученый этот более известен как автор «Исторической библиотеки Франции, содержащей каталог трудов, печатных и рукописных, трактующих об истории этого королевства...». Но наше внимание привлечет другой его труд, а именно «Священная библиотека», первое издание которой вышло в свет в Париже в 1709 году. Лелонг поставил перед собой цель описать рукописные воспроизведения и печатные издания Священного Писания на всех языках мира. При этом учитывались как полные издания Библии, так и издания отдельных ее разделов — Ветхого Завета, Евангелия, Апостола... Один из разделов первого тома его труда именуется «Biblia Ruthenica seu Moscovitica»34, то есть «Библия русская и московитская». Здесь мы находим достаточно подробное описание «Острожской Библии» 1581 года с переведенными на латынь выдержками из предисловий и послесловия. Лелонг справедливо отмечает, что «Острожская Библия» Ивана Федорова послужила основным источником для московского издания 1663 года.
В «Священной библиотеке» описан ряд других московских и виленских старопечатных книг, а также славянские рукописи, с которыми Лелонг познакомился в Бодлеянской библиотеке в Оксфорде. Труд Лелонга заслуживает подробного и тщательного изучения. Это первое известное нам библиографически точное описание славянских старопечатных изданий.
Во второй четверти XVIII столетия в интересующей нас области много работал ректор берлинской гимназии Иоганн Леонгард Фриш (Johann Leonhard Frisch), ставший одним из первых немецких славистов и написавший несколько «программ» по различным вопросам славянской филологии. В одной из них дан краткий очерк истории славяно-русских типографий. Фриш знал об изданиях словенского просветителя Приможа Трубера, о несвижском Катехизисе 1562 года Симона Будного, о друкарне Киево-Печерской лавры. Повествуя о начале книгопечатания в Москве, он сообщает, что здесь в 1564 году были изданы Евангелие, а также Деяния и Послания апостолов35. Названы имена первых типографов: «Iwan Hoderson, & Peter Timofiioffson». Правильное написание русских имен все еще тяжело для немецкого пера.
Сообщении И.Л.Фриша о том, что Иван Федоров напечатал Евангелие, представляет интерес, ибо позволяет связать деятельность первопечатника с трудами и днями первой московской, так называемой Анонимной, типографии, выпустившей три издания Евангелия. Об этом, впрочем, еще ранее писал Симон Будный.
Известны Фришу и острожские издания Ивана Федорова — Новый Завет с Псалтырью 1580 года и Библия 1581 года.
Следующее имя, которое должно быть названо в связи с историографией русского первопечатания, — это Иоганн Петер Коль (Johann Peter Kohlius), историк религии, который в 1725 году стал членом Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге. В России Коль успешно изучал славянские издания Священного Писания и произведения отцов церкви. Особенно интересовали его «Поучительные слова» Ефрема Сирина (умер в 373 г.), которые в XVII веке несколько раз издавались в Москве. Занятия Коля вскоре были прерваны по весьма любопытной причине: профессор увидел дочь императора Петра, будущую императрицу Елизавету, влюбился в нее и на этой почве сошел с ума. Вернувшись на родину, он вскоре выздоровел и в 1729 году в Альтоне выпустил книгу «Введение в славянскую историю и литературу...». Здесь он, в частности, описал «Острожскую» 1581-го и московскую 1663 года Библии и назвал имя российского первопечатника — Joannes Theodori filius (Иван сын Федора)36. Всю вторую часть книги Коль посвятил трудам Ефрема Сирина.
К XVIII столетию следует отнести и начало польской историографии книгопечатания, имеющей богатые традиции и ставшей особенно активной в еще далеком в ту пору ХХ веке. Территории, где проживали исповедовавшие православие украинцы и белорусы, в XVI веке и в первой половине XVII столетия принадлежали Речи Посполитой. Заблудовская, львовская и острожская типографии Ивана Федорова работали на территориях, подлежащих юрисдикции польской короны. Поэтому польские историки всегда интересовались, да и сейчас интересуются деятельностью нашего первопечатника.
У истоков польской историографии книгопечатания стоит Ян Даниель Гоффман (Johann Daniel Hoffmann, 1701-1766). Получивший превосходное образование в университетах Виттенберга, Иены и Лейпцига, он стал преподавателем польского языка Торунской гимназии, а впоследствии профессором истории, философии и языка гимназии в Эльбинге. В вышедшей в 1740 году в Данциге небольшой монографии «О типографиях, основанных и развивавшихся в Королевстве Польском и Великом княжестве Литовском, совокупно с наблюдениями, относящимися к области литературы и книгопечатания...»37, он впервые собрал, и систематизировал немногие известные к тому времени сведения о польском книгопечатании. В общей сложности он писал о 150 типографиях, работавших в 37 городах. Наряду с именами польских типографов Шарфенбергеров, Зибенейхера и других, мы находим в книге Гоффмана и имя Ивана Федорова (Joannes Theodori filius). Рассказывая об Острожской типографии, он, однако, не сообщает ничего нового, всецело следуя за Иоганном Петером Колем.
Можно предполагать, что Гоффман и впоследствии подбирал материалы по истории польского книгопечатания, пытаясь отыскать дополнительные сведения, в частности, и об острожской типографии Ивана Федорова. В каталоге его библиотеки, поступившей после смерти ученого в аукционную распродажу, находим сборник «Acta publiczne do Interrssu Ordinacyi Ostrogskiey nalezace».
Историю книгопечатания во Львове Гоффман начинает с друкарни Мациея Берната (Maciej Bernat), первые книги которого появились лишь в 1593 году. Уже в начале XIX века львовский автор, опубликовавший в 1816 году краткое «Описание города Львова», справедливо упрекал Гоффмана в незнании раннего периода львовского книгопечатания. Отмечая, что «раньше, чем указано Гоффманом, искусство книгопечатания было уже известно во Львове», этот автор упоминает о типографии Павла Щербича (1581), а также о типографиях «армянской и греческой»38. Историю последней этот автор связывает с печатанием послания патриарха Иеремии и начинает 1586 годом. Мы знаем, что в действительности нужно говорить о типографии Ставропигийского братства, истоки которой восходят к Ивану Федорову. Однако имени первопечатника львовский автор не называет и о его типографии 1573-1574 годов ничего не знает.
В XVIII веке самое знаменитое издание Ивана Федорова — «Острожскую Библию» 1581 года можно найти уже во многих зарубежных книжных собраниях. Иоганн Петер Коль, о котором шла речь выше, не смог достать в Санкт-Петербурге ни одного экземпляра «Острожской Библии». С этой книгой, которая его очень интересовала, он познакомился в Гамбурге в библиотеке библиографа и теолога, профессора «морали и элоквенции» Гамбургской академической гимназии Иоганна Альберта Фабрициуса (Johann Albert Fabricius, 1668-1736), автора широко известных и поныне используемых трудов «Греческая библиотека» и «Латинская библиотека». Этот экземпляр в дальнейшем скорее всего попал в Гамбургскую публичную библиотеку. Он в 1732 году был описан на страницах составленного Иоганном Фогтом (Johannis Vogt) и изданного в Гамбурге каталога редких изданий39.
В 1741 году была опубликована первая статья, специально посвященная «Острожской Библии» — парадоксально, но произошло это не в России, а в Германии. Появилась она на страницах журнала «Preussische Zehenden» и называлась «Историческое описание славянского издания Библии 1581 года»40. Анонимный автор этой статьи дал сравнительно подробное описание издания, попутно подвергнув критике отдельные высказывания о нем в книгах Иоганна Коля и Жака Лелонга. Он привел греческий текст послесловия «Острожской Библии», из которого, по его словам, явствовало:
«1) что типографа звали Иоанном и что он был сыном Федора и был большим грешником. При этом указано, что он был родом из Великой России, что и дало возможность Лелонгу ошибочно называть этот библейский кодекс русским;
2) что местом печатания была Остробия, или Острогия, названная богоспасаемым городом;
3) что эта Библия была напечатана в 7089 году от сотворения мира и в 1581 от Рождества Христова и закончена 12 августа».
Далее приведены сведения о формате издания («klein folio»), о шрифтах, об оформлении титульного листа. В латинской транскрипции приведен славянский текст титула, а затем дается его латинский перевод. Описан герб князя Константина Острожского, помещенный на обороте титульного листа. Излагается содержание послесловий, предпосланных основному тексту. Говоря о самом библейском тексте, автор отмечает, что в нем приведена третья книга Маккавеев, которая в других старых изданиях отсутствует. При описании книги автор пользовался экземпляром, который привез из России пастор из Мемеля Иоганн Арнольд Паули (Johann Arnold Pauli). Человек этот в течение некоторого времени был полевым священником при Генеральном штабе русской армии, в которой в ту пору служило немало немцев. После смерти Паули книга попала в городскую библиотеку Кенигсберга. Сообщается также, что другой экземпляр Библии находится в библиотеке профессора Даниеля Салтения (Dan. Saltenii).
«Острожская Библия» была и в коллекции, собранной известными английскими библиофилами Робертом Харлеем (Robert Harley, 1661-1724) и его сыном Эдвардом (Edward Harley, 1689-1741). Роберт Харлей был видным государственным деятелем, первым лордом Оксфордским. Библиотека его насчитывала свыше 3 тыс. рукописей и печатных книг. Эдвард довел ее численность до 40 тыс. В научный оборот этот экземпляр интересующего нас издания был введен на страницах печатного каталога библиотеки Харлеев, первый том которого вышел в 1743 году41.
Экземпляр этот, скорее всего, был приобретен герцогиней Брауншвейгской и Люнебургской Елизаветой Софией Марией, собравшей богатейшую коллекцию Библий всех времен и народов. К ней, по крайней мере, попала из коллекции Харлеев знаменитая 36-строчная Библия Иоганна Гутенберга. В печатном каталоге собрания, вышедшем в 1752 году, названа «Biblia Sclavonica. A Duce Constantino edita, Fol. 1581. Ostroviae». Однако упоминаний о библиотеке Харлеев здесь нет. Сказано, что экземпляр этот в прошлом принадлежал де Стенбоку (Comiitis de Steenbock)42. 36-строчная Библия из этого собрания в дальнейшем попала в Парижскую национальную библиотеку. Там ли находится и «Острожская Библия» или нет, мы сказать не можем.
В том же 1752 году описание «Острожской Библии» появляется на страницах «Курьезной исторической и критической библиотеки», составленной Давидом Клеманом (David Clement) и изданной в Геттингене43.
КомпьюАрт 9'2002
